— Госпожа Фан говорит, что нож взяли с ее кухни, — объяснял Фрост. — А ребенок — ее дочь, Лора. Эта фотография всегда стояла в рамке, внизу, на книжном шкафу. Тот, кто проник сюда, сознательно вынул ее из рамки и принес наверх, туда, где она наверняка увидела бы ее.
— Точнее, его послание. Черт возьми, подушку проткнули ножом уж наверняка не затем, чтобы пожелать ей сладких снов. Что все это значит?
— Она не знает. — Фрост понизил голос, чтобы Айрис не смогла услышать его снизу. — Во всяком случае, так она говорит.
— Ты считаешь, она не честна с нами?
— Не знаю. Просто…
— Что?
Барри заговорил еще тише.
— Она не хотела, чтобы я звонил тебе. Она даже просила меня забыть об этом. Что-то тут не то.
Мне тоже так кажется, подумала Джейн. Она хмуро уставилась на нож, который воткнули по самую рукоятку, вдавив фотографию в подушку. Это был акт чистой ярости — кто-то очень хотел, чтобы Айрис пришла в ужас.
— Любой на ее месте стремился бы оказаться под защитой полиции.
— Она все время твердит, что ей это не надо. Говорит, что не боится.
— Ты уверен, что здесь на самом деле кто-то был?
— Куда ты клонишь?
— Она могла и сама это сделать. Ножом со своей собственной кухни.
— Зачем ей это надо?
— Этим можно объяснить отсутствие страха.
— Все произошло совсем не так.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что я был здесь, когда она это обнаружила.
Джейн обернулась к напарнику.
— Ты поднимался в ее спальню?
— Не надо на меня так смотреть. Я проводил ее до дома, вот и все. Мы заметили, что входная дверь открыта, и я вошел внутрь, чтобы проверить квартиру.
— Ясно.
— И больше ничего!
«Тогда почему же у тебя такой виноватый вид?» — задумалась Джейн. Она поглядела на изуродованную фотографию.
— Если бы я пришла домой и обнаружила нечто подобное, я перепугалась бы до ужаса. Почему же она не хочет, чтобы этим занялись мы?
— Возможно, все дело в отношении здешних жителей к полиции. Тань говорит, что обитатели Чайна-тауна смотрят на нас с подозрением.
— Лучше бы они относились с подозрением к тому, кто это сделал. — Джейн повернулась к двери. — Давай поговорим с госпожой Фан.
Напарники обнаружили Айрис в гостиной на первом этаже. Она сидела на выцветшем коричневом диване и выглядела слишком спокойной для женщины, в чей дом недавно врывались незнакомцы. Тут же, прижимая к уху мобильный телефон, мерил шагами комнату детектив Тань. Он перевел взгляд на Джейн, словно хотел сказать: «Я тоже не понимаю, что здесь происходит».
Джейн села напротив Айрис и, не говоря ни слова, пристально посмотрела на нее. Женщина так же внимательно поглядела на Риццоли — словно понимала, что ее проверяют, и уже готовилась к поединку. Подобный взгляд несвойствен жертве.
— Как вы думаете, что происходит, госпожа Фан? — спросила Джейн.
— Не знаю.
— А раньше кто-нибудь вторгался в ваш дом?
— Нет.
— Как долго вы здесь живете?
— Почти тридцать пять лет. С тех пор как мы с мужем эмигрировали в эту страну.
— Есть ли среди ваших знакомых люди, способные сделать подобное? Может быть, мужчина, с которым вы встречались, а потом отвергли, и он разозлился?
— Нет. — Айрис даже не задумалась. Словно готова была дать только такой ответ. — Никакого мужчины нет. Да и в участии полиции нет никакой необходимости.
— Кто-то врывается к вам в дом. Протыкает вашу фотографию мясным ножом и оставляет у вас на подушке. Весьма внятное послание. Кто вам угрожает?
— Я не знаю.
— Но не хотите, чтобы этим делом занялись мы.
Женщина просто смотрела на Риццоли, не выражая страха. Ее глаза напоминали омуты с черной водой — по ним ничего нельзя было понять. Джейн откинулась на спинку кресла, решив немного подождать. Она поглядела на Фроста и Таня — те стояли чуть поодаль, внимательно прислушиваясь к беседе женщин. На Айрис смотрели три пары глаз, молчание затянулось, однако азиатка по-прежнему хранила спокойствие.
Пришло время для новой попытки.
— Сегодня у меня состоялась интересная беседа, — снова заговорила Джейн. — С Патриком Дионом, бывшим мужем одной из погибших в «Красном фениксе». Он говорит, что ежегодно, в марте, вы посылали записки ему и другим родственникам убитых.
— Я никому не посылала никаких записок.
— Они получали их последние семь лет. Каждый раз на годовщину массового убийства в «Красном фениксе». Родственники погибших считают, что это ваших рук дело. Что это вы посылаете копии некрологов их близких. Пытаетесь вызвать дурные воспоминания.
— Вызвать воспоминания? — Айрис застыла. — Что же это за родственники такие, если им нужно напоминать? — Впервые за всю беседу в ее голос прокралось беспокойство, а руки задрожали. — Я живу своими воспоминаниями. Они никогда не покидают меня, даже во сне.
— Вы получали какие-нибудь записки?
— Нет. Но мне не нужно напоминать. Похоже, из всех родственников только я одна задавала вопросы и требовала ответов.
— Если их посылаете не вы, кто же это, по-вашему, делает?
— Возможно, человек, считающий, что правду замалчивают.
— Как вы.
— Однако я не боюсь говорить об этом.
— Да, и заявляете во всеуслышание. Мы знаем, что в прошлом месяце вы разместили рекламное объявление в «Глоуб».
— Если бы вашего мужа убили, а вы знаете, что преступник остался безнаказанным, вы поступили бы иначе? И не важно, сколько лет прошло.
Минуло несколько секунд. Женщины по-прежнему не сводили друг с друга глаз. Джейн представила, каково каждое утро просыпаться в этой убогой квартирке, жить в невыразимом горе и постоянно думать об утраченном счастье. Искать причины или хоть какие-то объяснения, почему рухнула жизнь. Сидя в этой комнате, на этом ветхом кресле, Риццоли почувствовала, как отчаяние ложится ей на плечи, давит, душит, лишая всякой радости. Но это ведь даже не мой мир, подумала она. Я могу вернуться домой и поцеловать мужа. Могу обнять дочь и уложить ее спать. А вот Айрис останется здесь, словно пленница.